суббота, 30 июня 2007 г.

Муккула, Лахти – мост «Запад – Восток», советские писатели в Лахти 1963 – 1991.



(Первоначально статья была опубликована в новом еженедельнике, издающемся в Финляндии на русском языке, «Спектре НЕДЕЛИ» № 25 / 21.06.2007 г. Автор — Рейо Никкиля/Reijo Nikkilä.)

(Fotografii k etoi state nahodjatsja zdesj)


Литературный семинар в Лахти состоялся с 17 по 19 июня уже в 23-й раз – а лет с тех пор, как летом 1963 года по инициативе Общества Эйно Лейно был устроен первый семинар, прошло еще больше. Изначально целью семинара было стать мостом для писателей, критиков и переводчиков с Востока (Советский Союз) и Запада (капиталистические страны) – шли хрущевские годы затишья в Холодной войне. В этом году тема семинара звучала как «Красота и ужас литературы», и в обсуждении участвовало 60 гостей. А вот каковы были темы минувших лет:
1963: Писатель и предрассудки
1964: Писатель и мораль
1966: Проблемы письма
1968: Власть писателя
1971: Писатель в мире, где множатся конфликты
1973: Почему стихи и романы?
1975: Литература и национальное самосознание
1977: Возможности писателя
1979: Общемировой язык литературы
1981: Литература и мифы
1983: Перо как инструмент исследования
1985: Серьезная литература в кризисе?
1987: Как литература разоблачает?
1989: Литература – карнавал ценностей
1991: Литература и память
1993: Писатель против всего мира
1995: Время писателя
1997: Языки и маски писателя
1999: Границы литературы
2001: Задача литературы – бороться с глупостью
2003: Что такое святость?
2005: Писательство как выражение любви

Темы всего лишь задают направление, за их рамки выходили всегда, когда больше, когда меньше. Например, главным событием первого семинара стал словесный бой Владимира Ермилова (современник В. Маяковского и один из его палачей) и французского писателя Клода Симона (Claude Simon)за первенство социалистического реализма и модернизма. Эту борьбу они долго вели уже после семинара на страницах «Литературной газеты» и «Фигаро Литерэр».
В 1966 году идеолог советской литературы Александр Дымшиц спровоцировал Григория Бакланова на спор с американским журналистом и писателем Норманом Казинсом (Norman Cousins)по теме «Гражданство мира». Казинс: «Писатели – это проводники. Одно из направлений должно быть – к мировому гражданству. Один мир, и общемировое правительство!». Бакланов: «Интернационалист, да, но гражданин мира...». Он не произнес слова «нет», но обозначил его жестом.
В 1968 году в составе советской делегации был Юрий Трифонов, который случайно оказался в знаменитой муккульской общей сауне. Он очень сконфузился, хотя единственный из всех был в плавках. Потом я подумал, что я, как его переводчик в сауне, мог бы проявить солидарность и тоже остаться в плавках. Но были времена сексуальной революции, и мне это даже в голову не пришло. Трифонов на семинаре в идеологических дискуссиях не участвовал.
В 1973 году советская делегация была оскорблена в лучших чувствах: по каким-то причинам синхронного перевода на русский не было организовано вообще!
В 1979 году советские снова схлестнулись с французами. Бернар-Анри Леви (Bernard-Henri Lévy) осуждал советский тоталитаризм и назвал «Архипелаг ГУЛАГ» (бывший тогда сенсацией и в Финляндии) лучшей книгой того времени. Его оппонент Михаил Барычев дискуссию полностью провалил.
В 1987 году мост между Востоком и Западом был еще нерушим. Чингиз Айтматов принес первое дуновение перестройки: «Как-то я чувствую себя непринужденно. И я чувствую, что здесь серьезные люди и серьезный разговор. И здесь отсутствуют политические страсти, отрицание одного ради утверждения своего. Нет монополии на какие-то идеи, я так считаю». А потом, роковым для СССР летом 1991 года, за два месяца до августовского путча, критик Алла Латынина «подорвала заряд»: «Я принадлежу к числу тех, которые считают 73-летний эксперимент коммунизма в нашей стране глубокой неудачей, глубоким насилием над нашей историей». Эти слова никак не могли понравиться одному пожилому писателю, члену советской делегации, чье имя я сейчас запамятовал.
В том же году, то есть еще в советские времена, ленинградский поэт Аркадий Драгомощенко окончательно разрушил мост между Востоком и Западом. Я спросил у него, приезжают ли писатели в Муккула на «строительные работы», или по каким-то другим причинам. Он ответил: «Для другого. Они действительно приехали говорить о памяти и литературе. Они сейчас не нуждаются в мостах. Люди сами являются мостами, от себя, ты понимаешь? Не нужно думать, что кто-то построит мост. Ты сам есть мост. Твоя спина – твой мост. Вот и все». И в кадре Аркаша повернулся и показал свою спину.
В этом году из России приехала (была приглашена?) только одна писательница, Светлана Архипова из Мари-Эл.

Perevod s finskogo Polina Kopylova

воскресенье, 17 июня 2007 г.

Четыре «Д» моей России

Четыре «Д» моей России

В моей жизни были три Дмитрия и один Даниил.

Начнем с последнего. Когда я приехала жить и изучать медицину в Ленинград осенью 1989, я практически не знала русского языка. Но с самого начала моих студенческих лет я полюбила бродить по магазинам старых книг. Постепенно языковых знаний стало больше, но они были пока недостаточные для того, чтобы реально прочитать литературу на русском. Тем не менее я пыталась уловить суть и дух различных текстов, и скорее интуитивно нежели реальными знаниями почуствовала, как в текстах некоторых авторов нашла что-то настолько сильное и значимое, что это проникало даже через языковый барьер. Одним из таких авторов был Даниил Хармс.

С Даниилом это была буквально любовь с первого взгляда. Правда, тогда я не знала, откуда появлялись странно-страстные чувства после чтения: от недостаточного знания языка или от самого текста. Теперь уж точно знаю. Практически наизусть помню строки от «Голубой тетради № 10»:

«Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно. Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было. Ничего не было! Так что непонятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем больше говорить».

- Разумом ли понимать родину Даниила 1937 года?

С первым Дмитрием я познакомилась еще до Даниила. Он был корреспондентом на московском радио. Познакомились, скажем, на работе. Он провёл меня в интересные, закрытые не только западным 20-летним девушкам места: Дома журналистов, актеров, писателей. Дал почуствовать советскую действительность конца 80-х с привкусом от инакомыслящей интеллигенции. Я увидела больше, чем тогда могла понять. И какая наивная я тогда была (хотя можно ли наивностю называть простое незнание и неопытность?) С нежностью вспоминаю свои визиты в его квартиру возле Волоколамского шоссе. Помню, как думала: такой добрый человек, держит в своем доме старую родственницу, сам занимает только одну комнатку. Искренно испугалась, когда однажды ходила в ванную, и вдруг рядом открылась дверь, не в склад, как до этого предполагала, а в еще одну жилую комнату со странными мне соседями. С первой коммуналкой познакомилась девка из капиталистического строя...

Да, справедливо сегодня спросить, откуда «рядовой сотрудник» радио знал блестяще английский с американским акцентом и к тому же еще и арабский язык. Мне так хотелось бы его снова найти, не как мужчину, а как человека, с которым я делила Советский союз – опять же, как эту страну понимать? И как надо было понимать тогда? Как важно было бы мне сейчас посмотреть в зеркало своих частично уже смутных воспоминаний вместе с теми, кого тогда знала.

Второй Дмитрий был мне как младший брат. И жилец он у меня был, занимал половину квартиры, где я жила в Ленинграде - нет, уже вдруг в Петербурге - у метро Проспект Болшевиков. Настоящий постсоветский спальный район. Интересно, и ныне-ли называет народ этот район Веселый Поселок? Братик Дима жарил кабачки на сковороде и покрывал наш маленький туалет плакатами первого вождя тогда уже бывшего СССР. Кроме Ленина там жили еще десятки тараканов, и видимо Диме было весело смотреть, как они бегали по лицу и протянутой (в данном случае вниз) руке Владимира Ильича. Позже этот Дмитрий, амбициозный биохимик и талантливый писатель, уехал в Америку. Из интернета я могу узнать о его далнейших походах, но и его мне не хватает, чтобы вместе обсудить: виднее ли оттуда судьба России?

О последнем Диме рассказывать тяжелее всего. Сложные были времена, да и моя жизнь тоже. Как вообще я стала встречаться с мелким жуликом, чужим и в моих учебных кругах, и в культурных тем более. Намечу кратко: мы нашли одно место, где все у нас очень даже совпадало (мест мы на самом деле нашли удивительно много, и благодаря ему, образ русского мужчины стал в моем восприятии гораздо богаче, чем когда-либо до или после этого). Ту часть первой половины питерских 90-х годов, которую мы провели вместе, я представляю себе, как некий аналог жизни в большом военном городе. Рядом на фронте гудит война - и дикая молодежь гуляет с силой, которая возможна только, когда знаешь, что завтра возможно всё кончится.

Случайно-ли, что в это время я сама серьёзно заболела. Не получилось из меня хорошего врача, выпускника первого медицинского имени И.П.Павлова – но, может, не совсем плохой пациент получился? Я, наверное, не компетентна судить, выздоравливает ли Россия с тех времен, ведь я уже больше десяти лет назад вернулась на свою родину. О себе могу сказать, что мне с Россией (от России) хуже не стало – скорее наоборот. То прямо, то косвенно, она дала мне работу, дала много друзей и воспоминаний, дала очень много для моего сегодняшнего мировосприятия.

Может, и новых Дмитриев и Даниилов еще даст?

среда, 13 июня 2007 г.

Двадцать лет спустя Виктор Цой жив!

Первоначально статья была опубликована в новом еженедельнике, издающемся в Финляндии на русском языке, «Спектре НЕДЕЛИ» № 23 / 08.06.2007 г. Автор — Рейо Никкиля/Reijo Nikkilä



нажмите на изображениe для увеличения картинки


Еще задолго до Перестройки я слышал от своего друга Артема Троицкого о ленинградской группе «КИНО» и ее солисте Викторе Цое. Но когда я наконец увидел его вживую летом 1987 года, я был в восхищении. Такой энергии и харизмы я не наблюдал ни у кого из советских рокеров. А я, как-никак, повидал и «Машину времени» с Макаревичем, и «Аквариум» с Гребенщиковым, и «Звуки Му» с Петром Мамоновым, и т. д.
Виктор Цой и его группа выступали во время Московского кинофестиваля в знаменитом клубе «ПРОК» (Профессиональный клуб), который работал в Доме кино. Тогда Москва, как никогда, влекла иностранцев, наконец-то на фестиваль не требовалось приглашать мировых звезд по два раза. В рамках работы «ПРОКа» проходили жаркие политические дискуссии, и допоздна игрались рок-концерты.
Мы с Кристианом Вальдесом были единственной телевизионной группой, снявшей концерт «КИНО». Кристиан снимал, а я писал звук на нашем новейшем оборудовании. Фото на этой странице – на самом деле видеокадры из материала, отснятого Кристианом. Они подтверждают мои воспоминания о том, что зрители очень по-разному реагировали на то, что видели и слышали.
Молодежь, среди которой были еще неизвестные тогда будущие рок-звезды, такие, как Гарик Сукачев, были в восторге. Они толпились перед сценой, прыгали, танцевали и подпевали Цою. Слева виднелись столики, за которыми сидели мировые звезды, такие, как Олег Янковский и Роберт де Ниро. Я не заметил, чтобы концерт Цоя их вдохновил. Композиция «Хочу перемен» или «Мы ждем перемен» (в дискографии зафиксированы оба названия), исполнение которой мы засняли, была из готовившегося к выпуску фильма Сергея Соловьева «Асса».
Виктор Цой в гримерной Дома кино после концерта (куда я зашел с ним поговорить) был не менее удивителен, чем на концерте. Он сидел, съежившись и оробев, рядом с такой же оробевшей женой Марьяной. Я едва вытягивал из него ответы на вопросы. Он был полной противоположностью рок-гиганту на сцене.













Спустя два дня после того, как Виктор Цой погиб а автокатастрофе в Латвии 15 августа 1990 года, «Комсомольская правда» написала:
«Для нашей молодежи Виктор Цой значит больше любого политика, заменитости, писателя. Это потому что Цой никогда не врал и не продавался. Он был и останется самим собой. Не верить ему невозможно. Цой – единственный рокер, для которого нет разницы между имиджем и реальной жизнью, он жил, как он пел... Цой – последний герой рока».
Ровно через год после его смерти, во время августовского путча, я был возле Белого дома и слышал, как молодежь поет у костра:

Перемен требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен -
Перемен!
Мы ждем перемен.

Perevod s finskogo: Polina Kopylova.

пятница, 8 июня 2007 г.

Ошибка маркетолога

Город Хельсинки решил изменить стратегию привлечения туристов. Бренд «Дочь Балтики» уже не так привлекателен, потому что не менялся годами. Поэтому специалисты департамента по маркетингу в течение двух лет занимались разработкой нового образа столицы. В результате появилась программа, в которой, в частности, Хельсинки преподносится как перекресток культуры Запада и Востока (хотя это — лишь малая часть образа, имидж построен на архитектуре, дизайне, природе, удобном для туристов масштабе и пр.). Основания для этого есть, не зря же огромное количество американских фильмов про Россию снимали именно здесь. Свято-Троицкая церковь, Успенский собор, православное кладбище, русские рестораны, магазины, где продаются деликатесы из России (вернее, изготовлены они в Германии и Эстонии, но все-таки) — все это поможет иностранцам, раздумывающим, где провести отпуск, сделать свой выбор в пользу Хельсинки.
Маркетологи столицы не скрывали, что выстраивание нового бренда рассчитано на иностранцев. Видимо, специалисты департамента неоправданно оптимистично относились к результатам разных исследований, согласно которым финны — толерантны и по-современному относятся к растущему числу иммигрантов и приезжих из других стран. Зато представители прессы, как известно, в облаках не витают и точно знают, что стоит за отчетами исследователей.
О новом бренде города рассказала статья в «Хельсингин Саномат»: «Иностранцам начнут продавать Хельсинки русскостью» (Helsinkiä ryhdytään myymään ulkomaalaisille venäläisyydellä, 4.6.2007 г.). Нет смысла комментировать статью, потому что самое интересное стало происходить на сайте издания. Читателям предложили обсудить материал в интернете. Тема — «Достойно ли продавать Хельсинки русскостью?» (Onko sopivaa myydä Helsinkiä venäläisyydellä?). Провокационная постановка вопроса получила соответствующее развитие. Столько накопленной ненависти ко всему русскому трудно представить! Даже объяснения руководителя департамента Кари Халонена (он в интернете попытался рассказать, что журналист газеты необоснованно выделил только один пункт программы, почти оставив без внимания все остальное), увы, не остановили потоки русофобии.

"Спектр НЕДЕЛИ" № 23

Hesarin keskustelu aiheesta